История рода Наркевичей-Иодко

Мать Якова происходила из славного рода Костюшко, чем весьма гордилась и всячески старалась это подчеркнуть. Полагая, что судить о ней будут по детям,она уговорила мужа, Оттона Наркевича-Ёдку, дать им самое лучшее образование.

По мнению аристократичной Анели Яковлевны, ее чада должны были не только прекрасно знать арифметику, владеть чистописанием, разбираться в литературе, свободно разговаривать по-французски, но и усердно развивать свои таланты. Гений Якова она видела в музыке. И специально для сына пригласила в родовое поместье учителя игры на фортепиано.

В тринадцать лет юношу определили в Минскую губернскую гимназию, которая славилась своими педагогами на весь Северо-Западный край – так в XIX веке именовалась Беларусь, входившая в состав Российской империи.

Музыка настолько захватила молодого Якова, что в какой-то момент он решил посвятить ей всю свою жизнь. После занятий он до позднего вечера оставался в гимназии и раз за разом проигрывал все знакомые композиции. Как только юноша понимал, что может сыграть мелодию даже с завязанными глазами, тотчас же принимался разучивать новую. В пустых учебных коридорах то яростно, то тревожно, то радостно, то грустно звучала музыка великих русских и европейских композиторов.

И вот настал момент, когда ученик осознал, что может достигнуть высот своих учителей. Он начал писать собственные музыкальные произведения.

Весной 1865 года Наркевич-Ёдка шел по узким улочкам Минска, крепко сжимая в руке грамоту об окончании гимназии со степенью бакалавра наук. Впереди его ждало концертное турне по странам Европы, в том числе грандиозное представление во Франции, во дворце Тюильри. Кроме того, он собирался на время задержаться в Париже, чтобы как следует отточить свое мастерство в легендарной консерватории.

Концерты 17-летнего композитора имели колоссальный успех не только среди придворных Наполеона III – Якову рукоплескали многие коронованные особы Европы.

Он охотно давал публичные музыкальные вечера в различных городских филармониях. В светских кругах об одаренном юноше говорили не иначе как о музыканте, которого Бог поцеловал при рождении.

Ценили талант Наркевича-Ёдки и в Российской империи. В 1868 году он получил приглашение в Московское дворянское собрание. Тогда же ему предложили прочесть курс по теории музыки в Мариинском женском училище.

Казалось бы, судьба Якова определилась наилучшим способом: безбедная жизнь, целиком наполненная творчеством. Но, долетев до музыкальных небес, Наркевич-Ёдка решил там не оставаться. Его душа требовала новых свершений, он не собирался скучать.

Еще гимназистом юноша полюбил естественные науки. Было в них что-то волшебное, волнующее, притягательное. Ради новой страсти он отказался от выгодной должности и уехал за границу получать высшее образование.

С поступлением на медицинское отделение университета в Сорбонне сложностей не возникло. Учеба всегда давалась Якову с легкостью, а французским он владел в совершенстве. За несколько студенческих лет белорус успел тесно подружиться со многими членами ученой элиты Парижа. Не пропускал ни одного конгресса, научного съезда, семинара.

Между занятиями находил время ездить в Италию, и не для того, чтобы просто полюбоваться собором Святого Петра. У Наркевича-Ёдки были сотни вопросов по практической медицине, ответы на которые он искал у лучших врачей Рима и Флоренции.

В 1870 году во Франции началась война, развязанная железным канцлером Германской империи Отто фон Бисмарком. 19 сентября немецкие войска осадили Париж. Блокада длилась более четырех месяцев. Жители французской столицы держались стойко.

Однако правительство понимало, что попытка выдержать осаду – безумие, пусть, по словам французского генерала Трошю, «несомненно, героическое».

В первые дни блокады была организована парижская национальная гвардия: все граждане, выразившие желание служить, поступали под командование офицеров. Армия могла обеспечить деньгами тех, кто из-за войны остался без работы. Аристократам даже выдали оружие, в отличие от простых рабочих – буржуазное правительство опасалось, что если жители бедных кварталов вооружатся, то в окруженном Париже неминуемо вспыхнет восстание.

Парижская академия наук, куда приехал в начале 1870-го Наркевич-Ёдка, закрылась. Белорусский студент фактически оказался выброшенным на улицу. Однако, несмотря на это, оружие в руки он не взял, считая неправильным для врача намеренно отнимать жизни людей, которые клялся спасать.

Вместо того чтобы записаться в национальную гвардию, он расклеил по осажденному городу объявления: «Даю уроки музыки. Цена договорная. Яков Наркевич-Иодка».

Париж голодал. Через пару месяцев осады в городе практически закончились запасы муки. Хлебный паек пришлось сократить до 30 г в сутки. У мясников в лавках появилось собачье и кошачье мясо: 300 г по цене 5 франков. При этом торговцы, продающие из своих запасов овощи, отдавали одну луковицу не меньше чем за 50 золотых. Нищета достигла предела.

Но даже в эти ужасные дни находились люди, которые приглашали Наркевича-Ёдку учить своих детей. Изголодавшийся музыкант продавал свое умение за обеды.

28 января 1871 года французское правительство подписало перемирие на условиях полной капитуляции столицы и сдачи ее фортов, хотя у армии оставалось еще достаточно сил и средств, чтобы дать отпор немецким войскам.

Через месяц в Версале был заключен предварительный мирный договор, а 1 марта войска противника заняли Париж. Тем не менее, окончание войны не помогло Луи Наполеону Бонапарту III сохранить корону. Император был свергнут, а Франция нарекла себя Третьей Республикой, избрав президентом историка и политика Адольфа Тьера.

Но Наркевича-Ёдку мало заботила смена политического режима, красные флаги на улицах города, пьяные и счастливые французы. В кармане у него был свидетельство об окончании университетского курса и единственное, что его волновало, – это возможность наконец вернуться на Родину.

Приехав домой, Наркевич-Ёдка застал свои владения в страшном запустении. Его отец был тяжело болен и уже не мог заниматься делами. На какое-то время молодому ученому пришлось забыть о своих изысканиях и взяться за восстановлением поместья.

Внимательно изучив ситуацию, Яков пришел к выводу, что система ведения хозяйства безнадежно устарела. Требовались кардинальные реформы. Ему хотелось перекроить все по тем меркам, которые он усвоил в Европе.

К делу юный помещик подошел основательно. Он купил молодых бычков для выращивания, организовал воловью ферму. Таким образом хозяйство одним махом получило и необходимую тягловую силу для обработки земли, и мясо на продажу, и ценное удобрение – навоз.

Первые доходы дали Якову возможность вновь погрузиться в свои изыскания. Но у дорогой его сердцу науки появилась соперница – дочка бедного помещика Елена Песляк. И хотя девушка была незнатного рода, она покорила сердце ученого своей отзывчивостью и жизнерадостностью. С первой встречи Якова удивило, с каким интересом провинциальная девушка слушает его долгие и порой маловразумительные монологи о естественных науках. В ней он нашел верного друга и в 1872 году назвал Елену своей спутницей до конца земных дней.

В тот же год Наркевич-Ёдка принялся за строительство метеорологической станции в своем поместье. Он так долго был вдалеке от науки, что, разобравшись с делами сердечными, окунулся в нее с головой. Данными, которые ученый получал из станционных наблюдений, заинтересовалась физическая обсерватория при Академии наук в Санкт-Петербурге. До этого в Беларуси ни в одном городе не было подобных измерительных установок. С Наркевичем-Ёдкой заключили договор о предоставлении перманентных отчетов в Метеорологическую комиссию Русского географического общества.

В 1888 году Яков Наркевич-Ёдка вместе с женой и детьми решил переселиться в более просторное имение. В новую усадьбу он перевез и свою метеорологическую станцию. Место для нее ученый выбрал в торцевой башне, достигающей 27 м в высоту.

Каждый день исследователь часами пропадал на своей станции. Ему нравилось под музыку эоловой арфы наблюдать за спокойным движением облаков и за разрывающими небо молниями. Струнный инструмент рождал удивительные звуки: от тихой и нежной мелодии, когда ветер дул несильно, до громкого и пронзительного марша во время грозы. Арфа создавала атмосферу полной гармонии и единения с природой. Под ее песни Наркевич-Ёдка часто представлял, что все в мире наполнено той же энергией, которая вызывает электрические разряды.

Позже из этих ощущений выкристаллизовалась идея: «Человеческий организм постоянно вырабатывает электричество в нервных тканях и представляет собою своеобразную электрическую батарею, постоянно обменивающуюся зарядами с окружающим пространством». Неудивительно, что когда местный крестьянин заговорил о своей способности видеть ауру человека, ученый незамедлительно ему поверил и решил найти способ самому посмотреть на эти разноцветные блики.

Темными ночами в окнах подвала усадьбы крестьяне видели всполохи молний. Поговаривали, что пан привозит туда мертвых и парализованных людей, чтобы поговорить с их душами. Отчасти эти слухи являлись правдой.

В 1891 году перед ученой публикой предстала новая разработка Наркевича-Ёдки – электрофотографирование «без объектива». Принцип основывался на том, что объект, который дотрагивался до фотопластинки под электрическим напряжением, оставлял на ней изображение своего «эфирного тела».

За годы исследований ученый собрал около 1500 таких фотографий. На одних были запечатлены сорванные растения, свечение которых постепенно угасало по мере увядания. На других ровным и мягким светом вырисовывалась рука местного священнослужителя, сфотографированная сразу после молебна. Ослепительные искры проходили между ладонями влюбленных. Большие белые трещины появлялись на отпечатках рук ссорящихся мужа и жены. А как только человек заболевал, его отпечаток покрывался черными точками и пятнами, местами образовывались глубокие разрывы.

С помощью этих фотографий можно было выявить не только физические заболевания, но и психологические, неврологические расстройства и эмоциональное состояние человека. Свое изобретение Наркевич-Ёдка назвал электрографией.

Европейские ученные, присутствующие на демонстрации нового метода диагностики, с восхищением писали в отзывах: «Опыты не только удивили и привели в восторг, но и доказали великую будущность в применении электричества и электрографии».

Для того времени – конца XIX столетия – это был невероятный прорыв в области медицины. В 1900 году члены магнитного отделения международного ученого конгресса в Париже выбрали Якова Наркевича-Ёдку своим президентом и присудили ему звание профессора электрографии и магнетизма.

Кстати, именно на основе открытия Наркевича-Ёдки впоследствии был создан детектор лжи. Хотя сам Яков Оттонович использовал свое изобретение исключительно для составления электрограмм, помогающих врачу поставить диагноз и назначить лечение. Этой системой, названной в честь ученного, до сих пор пользуются в различных клиниках мира. А в США с помощью электрографии также проверяют совместимость членов длительных экспедиций, в том числе и космических.

Открытие способа передачи информации с помощью электричества в итоге подтолкнуло Наркевича-Ёдку к еще одному важному эксперименту. С помощью 27-метровой мачты из металлического провода вместо антенны, цветка в горшочке, используемого как детектор, и телефонной трубки он еще в 1880 году принимал электромагнитные излучения от грозы, которая находилась в 100 км. Это означает, что за несколько лет до Теслы и Маркони белорусский ученый создал радиоприемник.

Свое авторство он подтвердил 12 февраля 1881 года, когда «с полным успехом» повторил этот опыт на заседании Русского физико-химического общества в Санкт-Петербурге.

Позже, в июне 1892-го, профессор еще раз продемонстрировал его в Праге, только вместо комнатного растения использовал одного из своих коллег. Однако получать патент на радио Наркевич-Ёдка не счел нужным: куда более полезным изобретением он находил электрографию.

Вспомнили о его первенстве в области разработки радио лишь единожды – во время заседания Французского физического общества в декабре 1898 года.

«Лоджу принадлежит первая идея телеграфии без проводов, если мы не пожелаем дойти до Наркевича-Ёдки, который двумя-тремя годами раньше выполнил в Вене очень интересные передачи с катушкой Румкорфа, соединенной с землей, антенной и приемником, образованным из антенны и телефона, также заземленного…» – записано в протоколе собрания.

Но, к сожалению, в Америке об этом факте совершенно забыли, когда в июне 1943 года выписывали патент на имя Николы Теслы. Есть мнение, что немаловажную роль в этом сыграли экономические амбиции американцев. Уж очень хотели чиновники США избежать выплат компенсации и отчислений другим странам.